Ход троянской войны кратко. Троянская война кратко


Аскалаф
Ялмен
Схедий
Эпистроф

Датировка

Датировка Троянской войны является спорной, однако большинство исследователей относят её к рубежу XIII-XII вв. до н. э. Спорным остаётся вопрос о «народах моря » - стали ли они причиной Троянской войны или, наоборот, их движение было вызвано результатами Троянской войны. Американские астрономы, анализируя события «Одиссеи», пришли к выводу, что Одиссей вернулся на Итаку в 1178 г. до н. э. , в связи с чем можно предположить, что война началась в 1198 г. до н. э.

Перед войной

См. также Киприи

Согласно древнегреческому эпосу, на свадьбу героя Пелея и нереиды Фетиды , ещё не родившемуся сыну которой Фемида предрекла, что он превзойдёт своего отца, явились все олимпийские боги, кроме богини раздора Эриды ; не получив приглашения, последняя подбросила среди пирующих золотое яблоко Гесперид с надписью: «Прекраснейшей», за это звание последовал спор между богинями Герой , Афиной и Афродитой . Они попросили Зевса рассудить их. Но тот не хотел отдавать предпочтение какой-то из них, потому что самой прекрасной считал Афродиту , но Гера приходилась ему супругой, а Афина - дочерью. Тогда он отдал суд Парису .

Парис отдал предпочтение богине любви, потому что та пообещала ему любовь прекраснейшей в мире женщины, супруги царя Менелая Елены . Парис отплыл в Спарту на корабле, построенном Фереклом . Менелай радушно принял гостя, но вынужден был отплыть на Крит, чтобы похоронить своего деда Катрея . Афродита влюбила Елену в Париса, и та отплыла с ним, взяв с собой сокровища Менелая и рабынь Эфру и Климену . По пути они посетили Сидон .

Похищение Елены было ближайшим поводом к объявлению войны народу Париса. Решив отомстить обидчику, Менелай и его брат Агамемнон (Атриды) объезжают греческих царей и склоняют их к участию в походе на троянцев. Это согласие было дано предводителями отдельных народов в силу клятвы, которой ранее связал их отец Елены, Тиндарей . Главнокомандующим экспедиции был признан Агамемнон ; после него привилегированное положение в войске занимали Менелай , Ахилл , два Аякса (сын Теламона и сын Оилея), Тевкр , Нестор , Одиссей , Диомед , Идоменей , Филоктет и Паламед .

Не все охотно приняли участие в войне. Одиссей пытался уклониться, притворившись безумным, но Паламед разоблачил его. Кинир не стал союзником греков. Пемандр и Тевтис не участвовали в походе. Фетида пытается укрыть своего сына у Ликомеда на Скиросе, но Одиссей находит его, и Ахилл охотно присоединяется к войску. Дочь Ликомеда Деидамия рождает Ахиллу сына Неоптолема .

Состоявшая из 100 000 воинов и 1186 кораблей армия собралась в Авлидской гавани (в Беотии , при проливе, отделяющем Евбею от материка Греции).

Здесь во время жертвоприношения из-под алтаря выползла змея, взобралась на дерево и, пожрав выводок из 8 воробьев и воробьиную самку, обратилась в камень. Один из состоявших при войске гадателей, Калхант , вывел отсюда, что предстоящая война будет продолжаться девять лет и окончится на десятый год взятием Трои .

Начало войны

Агамемнон приказал войску садиться на корабли и достиг Азии. Греки высадились по ошибке в Мизии битва, в которой Ферсандр был убит Телефом, но сам Телеф был тяжело ранен Ахилесом , а его войско было разбито.

Затем, будучи отнесены бурей от берега Малой Азии, ахейцы вновь прибыли в Авлиду и оттуда уже вторично отплыли под Трою по принесении в жертву Артемиде дочери Агамемнона, Ифигении (последний эпизод Гомером не упоминается). Телеф, прибывший в Грецию, указал морской путь ахейцам и был исцелен Ахиллом.

Причалив на Тенедосе, греки захватывают остров. Ахилл убивает Тенеса . Когда греки приносят жертвы богам, Филоктета укусила змея. Его оставляют на пустынном острове.

Высадка в Троаде окончилась благополучно лишь после того, как Ахиллес убил царя троадского г. Колон, Кикна , пришедшего на помощь троянцам. Протесилай , первый из высадившихся на берег ахейцев, был убит Гектором .

Когда греческое войско расположилось лагерем на Троянской равнине, Одиссей и Менелай отправились в город для переговоров о выдаче Елены и примирении враждующих сторон. Несмотря на желание самой Елены и совет Антенора окончить дело примирением, троянцы отказали грекам в удовлетворении их требования. Число троянцев, которыми командует Гектор, меньше числа греков, и хотя на их стороне имеются сильные и многочисленные союзники (Эней , Главк и др.), но, боясь Ахиллеса, они не решаются дать решительное сражение.

С другой стороны, ахейцы не могут взять хорошо укрепленный и защищаемый город и ограничиваются тем, что опустошают окрестности и ради добычи провианта предпринимают, под начальством Ахиллеса, более или менее отдаленные походы на соседние города.

В битве Диомед, руководимый Афиной, совершает чудеса храбрости и ранит даже Афродиту и Ареса (5 рапс.). Менелай убивает Пилемена , но Сарпедон сражает царя Родоса Тлеполема .

Намереваясь вступить в единоборство с ликийцем Главком , Диомед узнает в нём старинного гостя и друга: взаимно обменявшись оружием, противники расходятся (6 рапс.).

День оканчивается нерешительным поединком вернувшегося в сражение Гектора с Аяксом Теламонидом. Во время заключённого обеими сторонами перемирия, предаются земле убитые, и греки, по совету Нестора, окружают свой лагерь рвом и валом (7 рапс.).

Битва начинается снова, но Зевс запрещает богам принимать в ней участие и предопределяет, что она должна окончиться поражением греков (8 рапс.).

На следующую ночь Агамемнон уже начинает помышлять о бегстве, но Нестор советует ему примириться с Ахиллом. Попытки отправленных с этой целью к Ахиллу послов не приводят ни к чему (9 рапс.).

Между тем Одиссей и Диомед выходят на разведку, захватывают в плен троянского шпиона Долона и убивают фракийского царя Реса , прибывшего на помощь к троянцам (10 рапс.).

На следующий день Агамемнон оттесняет троянцев к городским стенам, но сам он, Диомед, Одиссей и другие герои оставляют битву вследствие полученных ран; греки удаляются за стены лагеря (11 рапс.), на который троянцы производят нападение. Греки храбро сопротивляются, но Гектор разбивает ворота, и толпа троянцев беспрепятственно проникает в греческий стан (12 рапс.).

Ещё раз греческие герои, особенно оба Аякса и Идоменей, с помощью Посейдона, успешно оттесняют троянцев, причём Идоменей убивает Асия , Аякс Теламонид повергает Гектора ударом камня на землю; однако, Гектор вскоре снова появляется на поле битвы, исполненный крепости и сил, которые, по приказанию Зевса, вселил в него Аполлон (13 рапс.). Троянец Деифоб убивает Аскалафа , а Гектор сражает Амфимаха , Полидамант же (14 рапс.) убивает Профоенора .

Посейдон вынужден предоставить греков их участи; они снова удаляются к кораблям, которые Аякс тщетно пытается защитить от приступа неприятелей (15 рапс.). Троянцы атакуют: Агенор убивает Клония , а Медонт сражен Энеем .

Когда передний корабль уже охвачен пламенем, Ахилл, уступая просьбам своего любимца Патрокла, снаряжает его в битву, предоставив в его распоряжение собственное оружие. Троянцы, полагая, что перед ними - сам Ахилл, бегут; Патрокл преследует их до городской стены и убивает при этом множество неприятелей, включая Пирехма и храброго Сарпедона , тело которого троянцы отбивают только после ожесточенной борьбы. Наконец, Гектор, при содействии Аполлона, убивает самого Патрокла (16 рапс.); оружие Ахилла достается победителю (17 рапс.). В борьбе за тело Патрокла Аякс Теламонид убивает Гиппофоя и Форкия , а Менелай поражает Евфорба . Ахеец Схедий гибнет от руки Гектора .

Ахилл, подавленный личным горем, раскаивается в своем гневе, примиряется с Агамемноном и на следующий день, вооружившись в новые блестящие доспехи, изготовленные для него Гефестом по просьбе Фетиды (18 рапс.), вступает в битву с троянцами, многие из них гибнут, и в том числе Астеропей и главная надежда троянцев - Гектор (19-22 рапсодия).

Погребением Патрокла, празднованием устроенных в честь его похоронных игр, возвращением Приаму тела Гектора, погребением Гектора и установлением для этой последней цели 12-дневного перемирия заканчиваются события, составляющие содержание Илиады.

Заключительный этап войны

Тотчас после смерти Гектора амазонки приходят на помощь к троянцам, вскоре в битве их царица Пенфесилея убивает Подарка , но сама погибает от руки Ахилла .

Затем на помощь троянцам приходит войско эфиопов. Их царь Мемнон храбро сражается и убивает друга Ахилла Антилоха . Мстя за него, Ахилл убивает Мемнона в поединке.

Между Ахиллом и Одиссеем возникает ссора, причём последний объявляет, что хитростью, а не доблестью можно взять Трою. Вскоре после этого Ахилл, при попытке пробиться в город через Скейские ворота, или, по другому сказанию, во время бракосочетания с Приамовой дочерью Поликсеной в храме Фимбрейского Аполлона, погибает от стрелы Париса, направленной богом. После похорон сына Фетида предлагает отдать его оружие в награду достойнейшему из греческих героев: избранным оказывается Одиссей ; его соперник, Аякс Теламонид, оскорбленный оказанным другому предпочтением, совершает самоубийство.

Эти утраты со стороны греков уравновешиваются невзгодами, которые затем постигают троянцев. Живший в греческом войске в качестве пленника Приамид Гелен объявляет, что Троя будет взята лишь в том случае, если будут привезены стрелы Геракла, которыми владел наследник Геракла Филоктет , и прибудет с о-ва Скироса молодой сын Ахилла. Особо снаряженные послы привозят с о-ва Лемноса Филоктета, с его луком и стрелами, и с о-ва Скироса - Неоптолема.

По разрушении Трои Агамемнон и Менелай, вопреки обычаю, вечером созывают опьяневших греков на собрание, на котором половина войска с Менелаем высказывается за немедленное отплытие на родину, другая же половина, с Агамемноном во главе, предпочитает остаться на время, чтобы умилостивить Афину, разгневанную святотатством Аякса Оилида, который во время взятия города изнасиловал Кассандру. Вследствие этого войско отплывает двумя партиями.

Аллегорическое библейское и философское толкование

Помимо исторического объяснения сказаний о Троянской войне, были попытки толковать Гомера аллегорически: взятие Трои признавалось не событием из истории древней Греции, а придуманной поэтом аллегорией на иные исторические события. К этой категории Гомеровских критиков относятся голландец Герард Крузе , видевший в гомеровской «Одиссее» символическую картину странствований еврейского народа во времена патриархов, до смерти Моисея , а в «Илиаде» - картину позднейших судеб того же народа, а именно, борьбы за Обетованную землю, причём Троя соответствует Иерихону , а Ахилл - Иисусу Навину . По воззрению бельгийца Хуго , Гомер был пророком, который хотел изобразить в своих поэмах падение Иерусалима при Навуходоносоре и Тите, причём в Ахилле символически представлена жизнь Христа, а в «Илиаде» - деяния апостолов; Одиссей соответствует апостолу Петру, Гектор - апостолу Павлу; Ифигения не что иное, как Jephtageneia (дочь Иевфая), Парис - фарисей и т. д.

С появлением «Prolegomena» Фр.-Авг. Вольфа в г. возникают новые приёмы в исследовании исторической основы эпоса, изучаются законы развития мифов, героических сказаний и народной поэзии, создаются основы исторической критики. Сюда относятся прежде всего труды филологов и мифологов Хейне, Кройзера, Макса Мюллера, К. О. Мюллера и др. (по воззрениям последнего, в мифах дается олицетворение природной, общественной, государственной и народной жизни; их содержание - древнейшая местная и племенная история Эллады, облеченная в форму личных событий и индивидуальных явлений).

Отнесение событий к истории других регионов

Напишите отзыв о статье "Троянская война"

Примечания

Литература

  • Кравчук А. Троянская война: Миф и история = Wojna Trojanska. Mit i Historia, 1985 / Александр Кравчук / Пер. с польск. Д. С. Гальпериной; Послесл. Л. С. Клейна . .. - М .: Наука , Главная редакция восточной литературы, 1991. - 224 с. - (По следам исчезнувших культур Востока). - 30 000 экз. - ISBN 5-02-016589-1 . (обл.)

Отрывок, характеризующий Троянская война

– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.

Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.

Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.

Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.

Троянская война, по мнению древних греков, была одним из самых значительных событий их истории. Античные историки считали, что она произошла примерно на рубеже XIII-XII вв. до н.э., и начинали с неё новую «троянскую» эру-восхождение населявших Балканскую Грецию племён к более высокому уровню культуры, связанному с жизнью в городах. О походе греков-ахейцев против города Трои, расположенного в северо-западной части полуострова Малая Азия - Троаде, рассказывали многочисленные греческие мифы, объединённые позднее в цикл преданий - киклические поэмы. Самой же авторитетной для эллинов была эпическая поэма «Илиада», приписываемая великому греческому поэту Гомеру, жившему в VIII в. до н. э. В ней рассказывается об одном из эпизодов заключительного, десятого года осады Трои-Илиона - так назван в поэме этот малоазийский город.

Что же рассказывают старинные предания о Троянской войне? Началась она по воле и вине богов. На свадьбу фессалийского героя Пелея и морской богини Фетиды были приглашены все боги, кроме Эриды, богини раздора. Разгневанная богиня решила отомстить и подбросила пирующим богам золотое яблоко с надписью: «Прекраснейшей». Три олимпийские богини - Гера, Афина и Афродита - заспорили, кому из них оно предназначено. Рассудить богинь Зевс повелел юному Парису, сыну троянского царя Приама. Богини явились Парису на горе Иде, близ Трои, где царевич пас стада, и каждая старалась прельстить его дарами. Парис предпочёл предложенную ему Афродитой любовь Елены, прекраснейшей из смертных женщин, и вручил золотое яблоко богине любви. Елена, дочь Зевса и Леды, была женой спартанского царя Менелая. Парис, явившийся гостем в дом Менелая, воспользовался его отсутствием и с помощью Афродиты убедил Елену покинуть мужа и уехать с ним в Трою. Беглецы прихватили с собой рабов и сокровища царского дома. О том, как добрались Парис и Елена до Трои, мифы рассказывают по-разному. По одной версии, они через три дня благополучно прибыли в родной город Париса. По другой, богиня Гера, враждебная Парису, подняла на море бурю, его корабль занесло к берегам Финикии, и лишь долгое время спустя беглецы прибыли наконец в Трою. Есть и ещё один вариант: Зевс (или Гера) подменили Елену призраком, который и увёз Парис. Сама же Елена во время Троянской войны находилась в Египте под защитой мудрого старца Протея. Но это - поздний вариант мифа, гомеровский эпос его не знает.

Ахиллес убивает королеву амазонок. Фрагмент росписи греческой амфоры. Около 530 г. до Р.Х.

Троянский царевич совершил тяжкое преступление - нарушил закон гостеприимства и тем навлёк на родной город страшное бедствие. Оскорблённый Менелай с помощью своего брата, могущественного царя Микен Агамемнона, собрал большое войско, чтобы вернуть неверную жену и похищенные сокровища. На призыв братьев явились все женихи, сватавшиеся когда-то к Елене и давшие клятву защищать её честь. Знатнейшие ахейские герои и цари - Одиссей, Диомед, Протесилай, Аякс Теламонид и Аякс Лакрийский, Филоктет, мудрый старец Нестор и многие другие - привели свои дружины. Принял участие в походе и Ахилл, сын Пелея и Фетиды, самый отважный и могучий из героев. По предсказанию богов, греки не могли завоевать Трою без его помощи. Одиссей, как самый умный и хитрый, сумел уговорить Ахилла принять участие в походе, хотя тому и было предсказано, что он погибнет под стенами Трои. Предводителем всего войска был избран Агамемнон, как правитель самого могущественного из ахейских государств.

Греческий флот, насчитывавший тысячу кораблей, собрался в Авлиде, гавани в Беотии. Чтобы обеспечить флоту благополучное плавание к берегам Малой Азии, Агамемнон принёс в жертву богине Артемиде свою дочь Ифигению. Достигнув Троады, греки попытались вернуть Елену и сокровища мирным путём. Посланцами в Трою отправились испытанный дипломат Одиссей и оскорблённый супруг Менелай. Троянцы им отказали, и началась долгая и трагичная для обеих сторон война. В ней приняли участие и боги. Гера и Афина помогали ахейцам, Афродита и Аполлон - троянцам.

Греки не смогли сразу взять Трою, окружённую мощными крепостными сооружениями. Они построили на берегу моря возле своих кораблей укреплённый лагерь, стали разорять окрестности города и нападать на союзников троянцев. На десятом году осады произошло драматическое событие, повлёкшее за собой серьёзные неудачи ахейцев в сражениях с защитниками Трои. Агамемнон оскорбил Ахилла, отобрав у него пленницу Брисеиду, и тот, разгневанный, отказался выходить на поле боя. Никакие уговоры не могли убедить Ахилла оставить гнев и взяться за оружие. Троянцы воспользовались бездействием самого смелого и сильного из своих врагов и перешли в наступление, возглавляемые старшим сыном царя Приама Гектором. Сам царь был стар и не мог принимать участие в войне. Помогала троянцам и общая усталость ахейского войска, уже десять лет безуспешно осаждавшего Трою. Когда Агамемнон, проверяя боевой дух воинов, притворно предложил прекратить войну и вернуться домой, ахейцы встретили предложение с восторгом и устремились к своим кораблям. И только решительные действия Одиссея остановили воинов и спасли положение.

Неоптолем убивает царя Приама, в храме у алтаря Зевса

Троянцы прорвались в лагерь ахейцев и чуть было не сожгли их корабли. Ближайший друг Ахилла, Патрокл, упросил героя дать ему свои доспехи и колесницу и устремился на помощь греческому войску. Патрокл остановил натиск троянцев, но сам погиб от руки Гектора. Смерть друга заставила Ахилла забыть об обиде. Жажда мести воодушевила его. В поединке с Ахиллом погиб троянский герой Гектор. На помощь троянцам пришли амазонки. Ахилл убил их предводительницу Пентесилею, но вскоре погиб и сам, как это было предсказано, от стрелы Париса, направленной богом Аполлоном. Мать Ахилла Фетида, стремясь сделать сына неуязвимым, окунула его в воды подземной реки Стикса. Она держала Ахилла за пятку, которая и осталась единственным уязвимым на его теле местом. Бог Аполлон знал, куда направить стрелу Париса. Этому эпизоду поэмы человечество и обязано выражением “ахиллесова пята”.

После смерти Ахилла среди ахейцев начинается спор за обладание его доспехами. Они достаются Одиссею, и, оскорблённый таким исходом, Аякс Теламонид кончает жизнь самоубийством.

Решительный перелом в войне происходит после прибытия в лагерь ахейцев героя Филоктета с острова Лемнос и сына А1хилла Неоптолема. Филоктет убивает Париса, а Неоптолем - союзника троянцев мисийца Эвринила. Оставшись без предводителей, троянцы больше не решаются выходить на битву в открытое поле. Но мощные стены Трои надёжно охраняют её жителей. Тогда по предложению Одиссея ахейцы решают взять город хитростью. Был построен огромный деревянный конь, внутри которого спрятался отборный отряд воинов. Остальное же войско, чтобы убедить троянцев, будто ахейцы отправляются домой, сжигает свой лагерь и отплывает на кораблях от побережья Троады. На самом же деле ахейские корабли укрылись недалеко от берега, возле острова Тенедос.

Троянцы закатывают коня в город

Удивлённые оставленным деревянным чудищем, троянцы собрались вокруг него. Некоторые стали предлагать ввезти коня в город. Жрец Лаокоон, предупреждая о коварстве врага, воскликнул: «Бойтесь данайцев (греков), дары приносящих!». (Эта фраза со временем тоже стала крылатой.) Но речь жреца не убедила соотечественников, и они ввезли деревянного коня в город как дар богине Афине. Ночью спрятавшиеся в чреве коня воины вышли наружу и открыли ворота. Тайно вернувшиеся ахейцы ворвались в город, и начали избивать застигнутых врасплох жителей.

Золотая погребальная маска Агамемнона

Менелай с мечом в руках искал неверную жену, но, увидев прекрасную Елену, оказался не в силах убить её. Всё мужское население Трои погибло, за исключением Энея, сына Анхиса и Афродиты, получившего от богов повеление бежать из захваченного города и возродить его славу в другом месте. Его потомки Ромул и Рем стали основателями Древнего Рима. Женщин Трои ждала не менее горестная участь: все они стали пленницами и рабынями ликующих победителей. Город погиб в огне пожара.

После гибели Трои в лагере ахейцев начинаются распри. Аякс Лакрийский навлекает на греческий флот гнев богини Афины, и она насылает страшную бурю, во время которой тонут многие корабли. Менелая и Одиссея буря заносит в дальние страны. Странствия Одиссея после окончания Троянской войны воспеты во второй поэме Гомера - «Одиссее». В ней же рассказывается о возвращении Менелая и Елены в Спарту. Эпос благосклонно относится к этой прекрасной женщине, так как всё происходившее с ней было волей богов, которой она не могла противиться. Предводитель ахейцев Агамемнон после возвращения домой был убит вместе со спутниками своей женой Клитемнестрой, не простившей мужу смерти дочери Ифигении. Так, совсем не триумфально, закончился для ахейцев поход на Трою.

Древние греки считали Троянскую войну самым значительным событием своей . Историки античности были уверены, что она происходила на рубеже ХIII- ХII веков до н.э.
Существовало множество мифов и легенд о том, как греки-ахинейцы начали войну против города Трои, который находился в северо-западной части полуострова Малая Азия.
Великий греческий Гомер описал события этого эпохального события в своей поэме "Илиада”. Долгое время все эти события, наряду с легендарной Троей считались мифом, пока Генрих Шлиман не откопал Трою. , персонажами которых выступали не только реальные герои, но и боги, получили свое материальное подтверждение.
Красивая легенда является причиной Троянской войны, которая стала своеобразным рубежом между закончившейся эпохой богов и героев, и начавшейся эпохой обыкновенных людей.
Причиной войны стало золотое яблоко раздора, которое богиня Эрида подбросила пирующим на свадьбе Пелея и Фетиды богиням Гере, Афине и Афродите. На яблоке было написано "Прекраснейшей” и богини заспорили, кому же оно должно принадлежать.
Судьей в этом споре стал Парис, младший сын троянского царя Приама. Явившимся к нему богиням, каждая из которых пыталась прельстить царевича своими дарами, он ответил, что для него самой прекраснейшей является Елена, дочь Зевса и Леды, жена спартанского царя Менелая. Афродита, являющаяся богиней любви, одобрила выбор Париса и решила помочь ему похитить Елену.
В отсутствии Менелая, Парис, явившись к нему в дом как гость, проявил вероломство и тайно увез его жену. Беглецы прихватили с собой не только рабов, но и сокровища царского дома. По одной версии, они уже через три дня укрылись за стенами Трои. По другой – богиня Гера решила отомстить Парису и наслала на море бурю, которая забросила корабль беглецов к финикийским берегам и уже оттуда они длительное время добирались в Трою.
Парис нарушил все законы гостеприимства и должен был ответить за свой проступок. Его отец Приам и старший брат Гектор понимали, что Парис своим поступком нанес жестокое оскорбление Менелаю и всем грекам и они не оставят поступок троянского царевича без последствий. Их месть будет ужасной, а пострадает из-за безрассудства влюбленного целый народ.
Менелай вместе с братом, могущественным царем Микен Агамемноном, собрали огромное войско. К ним присоединились знатные ахейские герои и цари вместе со своими дружинами: Одиссей, Ахилл, Диомед, Аякс, Филоктет и многие другие. Предводителем греки выбрали ахейского царя Агамемнона, который ради победы принес в жертву свою дочь Ифигению.
По легенде боги тоже принимали участие в троянской войне. Отвергнутые Парисом Гера и Афина выступали за ахейцев, Афродита с Аполлоном помогали троянцам.
Сначала греки, не смотря на нанесенное оскорбление, хотели решить все мирным путем и послали на переговоры испытанного дипломата Одиссея и оскорбленного супруга Менелая. Троянцы отказались от мирного решения, и началась долгая, изнуряющая война.
Греки не смогли взять Трою сразу и началась десятилетняя осада. Они расположились лагерем на берегу моря, разоряя близлежащие города и нападая на союзников троянцев.
В тоже время, в лагере ахейцев постоянно возникали стычки, которые приводили к неудачам в боевых действиях. Все устали за десять лет осады неприступной крепости и был момент, когда нападавшие решили вернуться на свои корабли чтобы отплыть на родину. Положение спас Одиссей, твердой рукой вернувший дезертиров.
Воспользовавшись распрями греков, троянцы под руководством Гектора, перешли в наступление, ворвались в лагерь ахейцев и собирались жечь вражеские корабли.
Положение спас друг Ахилла Патрокл, который одел доспехи легендарного героя и, вскочив на его колесницу, бросился помогать грекам. Он смог остановить натиск троянцев, но сам погиб. Разъяренный Ахилл вызывает на поединок Гектора и убивает его. Поражает он и предводительницу амазонок Пенфесилею, которые пришли на помощь троянцам. Но, вскоре и сам погибает от стрелы Париса, которую направляет бог Аполлон. Как и было предсказано, поражен он был в пятку, единственное уязвимое место на теле Ахилла.
Прибывший на помощь ахейцам герой Филоктет с острова Лемнос поражает Париса и троянцы остаются без предводителя, но стены крепости по-прежнему неприступны для ахейцев.
И только военная хитрость Одиссея, который предложит грекам создать видимость, что они отплывают на своих кораблях, оставив троянцам в дар огромную деревянную статую коня, помогла сокрушить оборону.
В коне находились отборные воины, которые ночью покинули свое убежище и открыли ворота

Фантазия греческого народа широко развила цикл сказаний о Троянской войне. Их последующая популярность объяснялась тесной связью с многовековой враждой эллинов и азиатов.

Арена Троянской войны – область на северо‑западном прибрежье Малой Азии, раскинувшаяся равниной до Геллеспонта (Дарданелл), далее от моря подымающаяся грядами холмов к горе Иде, орошаемая Скамандром, Симоисом и другими речками, – упоминается уже в древних мифах о богах. Её население греки называли троянцами, дарданцами, тевкрами. Мифический сын Зевса , Дардан, основал на склоне горы Иды Дарданию. Его сын, богатый Эрихтоний, владел обширными полями, бесчисленными стадами скота и коней. После Эрихтония царем дарданским был Трос, предок троянцев, младший сын которого, красавец Ганимед, был взят на Олимп прислуживать царю богов на пирах, а старший сын, Ил (Ilos), основал Трою (Илион). Ещё одного потомка Эрихтония, красавца Анхиза, полюбила богиня Афродита, родившая от него сына, Энея, который, согласно мифам, после Троянской войны бежал на запад, в Италию. Потомство Энея было единственною отраслью Троянского царского рода, уцелевшею по взятии Трои.

Раскопки древней Трои

При сыне Ила, Лаомедонте, боги Посейдон и Аполлон построили крепость Трои, Пергам. Сыном и преемником Лаомедонта был Приам, который славился богатством по всему свету. У него было пятьдесят сыновей, из которых особенно знамениты храбрый Гектор и красавец Парис. Из числа пятидесяти, девятнадцать сыновей его были рождены второю его женою Гекубой, дочерью фригийского царя.

Причина Троянской войны – похищение Елены Парисом

Причиной Троянской войны было похищение Парисом Елены, жены спартанского царя Менелая. Когда Гекуба была беременна Парисом, она видела во сне, что родила пылающую головню и что от этой головни сгорела вся Троя. Потому Париса после рождения бросили в лесу на горе Иде. Он был найден пастухом, вырос крепким и ловким красавцем, искусным музыкантом и певцом. Он пас стада на Иде, и был любимцем её нимф. Когда три богини, спорившие из-за яблока раздора о том, которая из них прекраснее, предоставили ему решение, и каждая обещала ему награду за решение в её пользу, он выбрал не победы и славу, которые обещала ему Афина , не владычество над Азией, обещанное Герой , а любовь прекраснейшей из всех женщин, обещанную Афродитой .

Суд Париса. Картина Э. Симоне, 1904

Парис был силен и храбр, но преобладающими чертами его характера были чувственность и азиатская изнеженность. Афродита вскоре направила его путь в Спарту, чей царь Менелай был женат на прекрасной Елене. Покровительница Париса Афродита возбудила в прекрасной Елене любовь к нему. Парис увез ее ночью, прихватив с собой много сокровищ Менелая. Это было великое преступление против гостеприимства и брачного права. Беззаконник и его родные, принявшие в Трое его и Елену, навлекли на себя наказание богов. Гера, мстительница за нарушение супружеской верности, возбудила героев Греции вступиться за Менелая, начав Троянскую войну. Когда Елена стала взрослою девушкою, и множество молодых героев собралось сватать ее, отец Елены, Тиндарей взял с них клятву, что все они будут защищать супружеские права того, который будет избран. Они должны были теперь исполнить это обещание. Другие присоединились к ним по любви к военным приключениям, или по желанию отомстить за обиду, нанесенную всей Греции.

Похищение Елены. Краснофигурная аттическая амфора конца VI в. до Р. Х.

Начало Троянской войны. Греки в Авлиде

Гибель Ахилла

Поэты позднейшего времени продолжали рассказ о Троянской войне. Арктин Милетский написал поэму о подвигах, совершенных Ахиллом после победы над Гектором. Важнейшим из них был бой с Мемноном, светозарным сыном далекой Эфиопии; потому поэма Арктина называлась «Эфиопидой».

Троянцы, упавшие духом после смерти Гектора – рассказывалось в «Эфиопиде» – одушевились новыми надеждами, когда пришла из Фракии на помощь им царица амазонок, Пентесилея, с полками своих воительниц. Ахейцы были снова прогнаны в свой стан. Но Ахилл ринулся в битву и убил Пентесилею . Когда он снял шлем с упавшей на землю противницы, он был глубоко взволнован, увидев, какую красавицу убил он. Терсит язвительно упрекнул его за это; Ахилл убил обидчика ударом кулака.

Затем с далекого востока пришел с войском на помощь троянцам царь эфиопов , сын Авроры, прекраснейший из мужчин. Ахилл уклонялся от боя с ним, зная от Фетиды, что вскоре после смерти Мемнона погибнет и он сам. Но Антилох, сын Нестора, друг Ахилла, закрыв собою преследуемого Мемноном отца, умер жертвою своей сыновней любви; желание отомстить за него заглушило в Ахилле заботу о самом себе. Бой между сыновьями богинь, Ахиллом и Мемноном, был ужасен; Фемида и Аврора смотрели на него. Мемнон пал, и скорбная мать, Аврора, с плачем унесла его тело на родину. По восточному сказанию, она каждое утро вновь и вновь орошает милого сына слезами, падающими в виде росы.

Эос уносит тело своего сына Мемнона. Греческая ваза начала V века до Р. Х.

Ахилл яростно гнался за бегущими троянцами до Скейских ворот Трои и уже врывался в них, но в этот миг стрела, пущенная Парисом и направленная самим богом Аполлоном, убила его . Она поразила его в пятку, которая была единственным уязвимым местом его тела (мать Ахилла, Фетида, сделала сына неуязвимым, погрузив его младенцем в воды подземной реки Стикса, но уязвимой осталась пятка, за которую она его при этом держала). Целый день ахейцы и троянцы бились из‑за того, чтобы овладеть телом и оружием Ахилла. Наконец грекам удалось унести в стан тело величайшего героя Троянской войны и его оружие. Аякс Теламонид, могучий великан, нес тело, а Одиссей сдерживал натиск троянцев.

Аякс выносит из боя тело Ахилла. Аттическая ваза, ок. 510 до Р. Х.

Семнадцать дней и ночей Фетида с музами и нереидами оплакивала сына такими трогательными песнями скорби, что и боги и люди проливали слезы. На восемнадцатый день греки зажгли великолепный костер, на котором положено было тело; мать Ахилла, Фетида, вынесла тело из пламени, и перенесла его на остров Левку (Змеиный остров, лежащий перед устьями Дуная). Там, обновленный, он живет, вечно юный, и веселится военными играми. По другим легендам, Фетида перенесла сына в подземное царство или на острова Блаженных. Есть и сказания, говорящие, что Фетида со своими сестрами собрала из пепла кости сына и положила их в золотую урну у праха Патрокла под теми искусственными холмами близ Геллеспонта, которые до сих пор считаются оставшимися после Троянской войны гробницами Ахилла и Патрокла.

Филоктет и Неоптолем

После блестящих надгробных игр в честь Ахилла предстояло решить, кто достоин получить его оружие: оно должно было быть отдано самому храброму из греков. На эту почесть предъявили права Аякс Теламонид и Одиссей. Судьями были выбраны пленные троянцы. Они решили в пользу Одиссея. Аякс нашел это несправедливым и был так раздражен, что хотел убить Одиссея и Менелая, которого тоже считал своим врагом. В темную ночь он тайком пошел из своего шатра убить их. Но Афина поразила его помрачением рассудка. Аякс перебил стада скота, находившиеся при войске, и пастухов этого скота, воображая, что убивает своих врагов. Когда помрачение прошло, и Аякс увидел, как он ошибся, им овладел такой стыд, что он бросился грудью на свой меч. Все войско было опечалено смертью Аякса , который был сильнее всех греческих героев после Ахилла.

Между тем троянский прорицатель, Гелен, попавший в плен к ахейцам, сказал им, что Трою нельзя взять без стрел Геракла. Владельцем этих стрел был раненный Филоктет , брошенный ахейцами на Лемносе. Его привезли с Лесбоса в стан под Троей. Сын бога врачевания, Асклепия, Махаон излечил рану Филоктета, и он убил Париса. Менелай подверг поруганию тело своего оскорбителя. Вторым условием, необходимым для победы греков в Троянской войне, было участие в осаде Неоптолема (Пирра), сына Ахилла и одной из дочерей Ликомеда. Он жил при матери, на Скиросе. Одиссей привез Неоптолема, отдал ему отцовское оружие, и он убил прекрасного лицом мизийского героя Эврипила, который был сын Гераклида Телефа и сестры Приама, и был прислан на помощь троянцам матерью. Ахейцы одолели теперь троянцев на поле битвы. Но Троя не могла быть взята, пока оставалась в её акрополе, Пергаме, святыня, данная прежнему троянскому царю Дардану Зевсом – палладий (изображение Афины Паллады). Чтобы высмотреть местоположение, палладия, Одиссей сходил в город, переодевшись нищим, и не был узнан в Трое никем, кроме Елены, которая не выдала его, потому что хотела вернуться на родину. Потом, Одиссей и Диомед пробрались в троянский храм и похитили палладий.

Троянский конь

Час окончательной победы греков в Троянской войне был уже близок. По легенде, известной уже Гомеру и подробно рассказанной позднейшими эпическими поэтами, мастер Эпей при помощи богини Афины сделал большого деревянного коня . Отважнейшие из ахейских героев: Диомед, Одиссей, Менелай, Неоптолем и другие спрятались в нем. Греческое войско сожгло свой стан и отплыло на Тенедос, как будто решив прекратить Троянскую войну. Вышедшие из города троянцы с удивлением смотрели на огромного деревянного коня. Герои, спрятавшиеся в нем, слышали их совещания о том, как поступить с ним. Елена обошла кругом коня, и громко звала греческих вождей, подражая голосу жены каждого. Некоторые хотели отвечать ей, но Одиссей удержал их. Некоторые троянцы говорили, что нельзя доверять врагам, и надо утопить коня в море или сжечь. Настойчивее всех говорил это жрец Лаокоон , дядя Энея. Но на глазах всего народа из моря выползли две большие змеи, обвили Лаокоона и двух его сыновей кольцами и задушили их. Троянцы сочли это наказанием Лаокоону от богов и согласились с теми, которые говорили, что надо поставить коня в акрополе, посвятить его в дар Палладе. Особенно содействовал принятию этого решения предатель Синон, которого греки оставили тут обмануть троянцев уверением, что конь предназначен греками в вознаграждение за похищенный палладий, и что когда он будет поставлен в акрополе, Троя будет непобедима. Конь был так велик, что его нельзя было протащить в ворота; троянцы сделали пролом в стене и веревками втащили коня в город. Думая, что Троянская война кончилась, они стали радостно пировать.

Взятие Трои греками

Но в полночь Синон зажег костер – сигнал дожидавшимся у Тенедоса грекам. Те поплыли к Трое, а Синон отпер дверь, сделанную в д Эос уносит тело Мемнонаеревянном коне. Настал по воле богов час гибели Трои, конец Троянской войны. Греки ринулись на беззаботно пирующих троянцев, резали, грабили и, разграбив, зажгли город . Приам искал спасения у жертвенника Зевса, но сын Ахилла Неоптолем убил его у самого жертвенника. Сын Приама Деифоб, женившийся на Елене после смерти своего брата Париса, мужественно защищался в своем доме против Одиссея и Менелая, но был убит. Менелай отвел к кораблям Елену, красота которой обезоружила его руку, поднятую поразить изменницу. Вдова Гектора, страдалица Андромаха, была отдана греками Неоптолему и нашла на чужбине рабскую судьбу, предсказанную ей мужем при последнем прощанье. Сын её Астианакс был, по совету Одиссея, сброшен Неоптолемом со стены. Прорицательница Кассандра, дочь Приама, искавшая спасения у жертвенника, была оторвана от него святотатственной рукой Аякса Малого (сына Оилея), опрокинувшего неистовым порывом статую богини. Кассандру отдали в добычу Агамемнону. Сестра её Поликсена была принесена в жертву над гробом Ахилла, тень которого потребовала её в добычу себе. Жена троянского царя Приама Гекуба , пережившая падение царского рода и царства. Она была привезена на фракийский берег и узнала там, что погиб и тот её сын (Полидор), которого Приам со многими сокровищами послал пред началом войны под охрану к фракийскому царю Полиместору. О дальнейшей судьбе Гекубы после Троянской войны легенды говорили различно; существовало предание, что она была превращена в собаку; по другому преданию, она была погребена на северном берегу Геллеспонта, где показывали её гробницу.

Судьба греческих героев после Троянской войны

Взятием Трои не кончились приключения греческих героев: на обратном пути от взятого города им пришлось испытать много бед. Боги и богини, жертвенники которых они осквернили насилиями, подвергли их тяжким судьбам. В сам день разрушения Трои, в собрании героев, разгоряченных вином, произошла, согласно «Одиссее» Гомера, большая распря. Менелай требовал немедленно плыть домой, а Агамемнон хотел до отплытия смягчить гнев Афины гекатомбами (принесением нескольких жертвоприношений, из ста волов каждое). Одни поддерживали Менелая, другие – Агамемнона. Греки совершенно перессорились, и на следующее утро войско разделилось. Менелай, Диомед, Нестор, Неоптолем и некоторые другие сели на корабли. На стоянке у Тенедоса Одиссей, который поплыл с этими вождями, поссорился с ними и возвратился к Агамемнону. Спутники же Менелая пошли к Эвбее. Оттуда благоприятно вернулись Диомед в Аргос, Нестор в Пилос, благополучно приплыли в свои города Неоптолем, Филоктет и Идоменей. Но Менелай был у скалистого Малейского мыса застигнут бурей и занесен к берегу Крита, о скалы которого разбились почти все его корабли. Сам он был унесен бурей в Египет. Царь Полиб радушно принял его в стовратных египетских Фивах, дал ему и Елене богатые подарки. Странствования Менелая после Троянской войны длились восемь лет; он был на Кипре, в Финикии, видел страны эфиопов и ливийцев. Потом боги дали ему радостный возврат и счастливую старость с вечно юной Еленой. По рассказам позднейших поэтов, Елена вовсе и не была в Трое. Стесихор говорил, что Парис похитил лишь призрак Елены; по рассказу Еврипида (трагедия «Елена »), он увез подобную Елене женщину, созданную богами для обмана его, а настоящую Елену Гермес перенес в Египет, к царю Протею, который стерег ее до конца Троянской войны. Геродот тоже полагал, что Елена не была в Трое. Греки думали, что финикийская Афродита (Астарта) – это Елена. Они видели храм Астарты в той части Мемфиса, где жили финикийцы-тиряне; вероятно из этого и возникла легенда о жизни Елены в Египте.

Агамемнон по возвращении с Троянской войны был убит собственной женой, Клитемнестрой, и её любовником, Эгисфом. Несколько лет спустя дети Агамемнона, Орест и Электра , жестоко отомстили матери и Эгисфу за отца. Эти события послужили основой для целого цикла мифов. Аякс Малый на обратном пути от Трои был убит Посейдоном за неслыханную гордость и святотатственное оскорбление жертвенника при взятии в плен Кассандры.

Больше всех приключений и невзгод при возвращении с Троянской войны претерпел Одиссей . Его судьба дала тему и сюжет для второй великой

Как гласят эпические поэмы, Троя пала и греки одержали победу после десятилетней войны, когда они хитростью проникли в город.

Греки осаждали Трою десять лет. Торговля прекратилась, жители умирали от голода, а лучшие троянские воины пали в жестоких битвах за стенами города. Среди павших был и Гектор – старший сын и наследник царя Трои Приама.

Но вот наконец неожиданно греки сняли осаду. Они соорудили деревянного коня и оставили его у ворот Трои. Затем сожгли свой лагерь, сели на свои корабли и отплыли на запад, как казалось домой, к берегам Греции. На деле же они спрятались за островком Тенедос. О деревянном Троянском коне рассказывается в двух эпических поэмах античности – в «Одиссее» греческого поэта Гомера, созданной через 500 лет после Троянской войны, и в «Энеиде» римского поэта Вергилия, написанной через 8 столетий после поэмы Гомера. Когда троянцам стало ясно,что греки не вернутся, они распахнули ворота и в изумлении и недоумении столпились вокруг огромного деревянного коня, не уступавшего по размерам кораблю, пытаясь решить, что же с ним делать дальше.

Появилось мнение, что это дар греков богу морей Посейдону и большинство жителей Трои склонялись к тому, что коня следует ввезти в город. Жрец бога Аполлона Лаокоон и другие более осторожные его единомышленники, не доверяя никаким дарам греков, предпочитали сжечь коня или сбросить его со скалы. И чтобы придать своим словам больший вес, Лаокоон метнул в коня свое копье. Пустая внутренность коня отозвалась глухим гулом, вещая погибель великой Трое.

Тем временем был пойман предполагаемый дезертир из греческого войска и его связанного привели к царю Приаму. Он сказал, что его зовут Синон и рассказал, что Одиссей хотел продолжить осаду после того, как это казалось уже безнадёжным. Что греки попытались уплыть, но им помешала плохая погода. И как оракул Аполлона приказал грекам принести жертву, и что жертвой должен быть ни кто иной, как он, Синон. Ему удалось бежать и теперь он сдается на милость царя. По словам Синона, греки построили коня в честь Афины Паллады – покровительницы Трои, чтобы искупить пролитую ими кровь. Царь Приам приказал освободить Синона.

Жуткое и грозное предзнаменование развеяло последние сомнения троянцев и заставило их поверить в историю Синона. Когда Лаокоон приносил в жертву богу Посейдону быка, из моря выплыли две огромные змеи, опутали кольцами жреца и его сыновей и задушили их. Троянцы увидели в этом кару за то, что Лаокоон ударил коня копьем. Они решились ввезти коня в город и поставили его возле статуи Афины Паллады. Пророчица Кассандра пыталась этому помешать, но ее никто не слушал. Все считали ее безумной. Конь был так велик, что троянцам пришлось разобрать часть городской стены.

В ту же ночь греческий флот вернулся к берегам Трои. Когда, после бурного празднества, троянцы уснули, Синон разобрал боковую часть деревянного коня. Прятавшиеся внутри коня воины выбрались наружу, перебили стражу у городских ворот и распахнули их перед всем греческим войском, ожидавшим снаружи. Ворвавшись в город, греки устроили троянцам кровавую баню, поджигая один дом за другим и уничтожая всех подряд.

Троянские воины во главе с Энеем (мифическим праотцом римлян) попытались оказать грекам сопротивление. Они отчаянно пытались защитить дворец царя Приама. Дворец был окружен со всех сторон и обречен. Но его защитникам удалось раскачать и опрокинуть башенку, нависавшую над воротами. Внизу раздались крики и стоны. Десятки греков остались лежать под руинами.

Наконец к воротам дворца с бревном в руке подбежал Неоптолем, сын Ахилла. Ему удалось разбить ворота и греки ворвались во дворец. Дворец наполнился криками убиваемых. И не было пощады никому.

Царица Гекуба с дочерьми сгрудилась у жертвенника, во внутреннем дворике. Неоптолем бросился к Андромахе, вдове Гектора, прижимавшей к груди младенца, выхватил его и с криком «Гектореныш!» кинул вниз с высокой стены. Старца Приама, прижавшегося к алтарю Зевса, Неоптолем, схватив за волосы, пронзил насквозь.

Начало светать. Из дворца выходили греки, кто с кожаными мешками или драгоценной утварью, кто волоча за руку полураздетую женщину или ребенка. Стоны и крики пленниц и детей заполнили выжженный город. Их заглушали крики воинов, старавшихся отбить себе рабыню покрепче, помоложе, покрасивее.

Из троянских воинов в живых остался один Эней. Ему оставалось только бежать. Эней с престарелым отцом и сыном отправились в горы. Там к ним присоединились другие спасшиеся троянцы. Избрав Энея вождем, они отправились в заморские края в поисках новой жизни.

Где же находилась Троя

В течении многих веков сказания о греческих героях Ахилле и Аяксе, о троянском царе Приаме и Елене Прекрасной из Спарты, чье бегство со своим возлюбленным Парисом разожгло пожар войны, считались всего лишь легендами, приукрашенными Гомером и Вергилием, а в реальность существования Трои почти никто не верил.

Но всегда были люди, которые допускали, что гомеровская Троя – вполне реальный когда-то существовавший город. Первые серьезные попытки обнаружить древнюю Трою были предприняты в XIX веке. В 1871 г. немецкий археолог-любитель Генрих Шлиман начал раскопки холма Гиссарлык на упомянутой в «Илиаде» равнине, расположенной в западной части Малой Азии возле Дарданелл. Шлиман проник вглубь холма на 15 метров, пробившись сквозь семь культурных слоев, относящихся к разным эпохам и уводящих к бронзовому веку. 13 мая 1873 г. он обнаружил сокровища, явно относившиеся к высокоразвитой цивилизации, погибшей в огне пожаров.

То, что гомеровская Троя находилась на месте холма Гиссарлык ныне широко признано. Шлиман назвал найденные им сокровища по имени троянского царя «кладом Приама». Однако город Шлимана, как позже выяснили археологи, был небольшой цитаделью бронзового века, а возраст найденных Шлиманом сокровищ - примерно на тысячу лет старше описанных Гомером событий.

К настоящему времени археологи обнаружили на территории, ассоциируемой с древней Троей, следы девяти крепостей-поселений, существовавших в разные эпохи. К гомеровской эпохе относится седьмой слой, который представляет Трою в виде обширного (площадью свыше 200 тыс. м²) поселения, обнесённого крепкими стенами с девятиметровыми башнями. Этот город был разрушен пожаром примерно в 1250 г. до н. э., что приблизительно соответствует времени Троянской войны.

Причина Троянской войны

Согласно греческой легенде, на свадьбу Пелея и Фетиды (родителей Ахилла, главного и храбрейшего героя «Илиады») были приглашены все олимпийские боги, кроме богини раздора Эриды. Та, затаив обиду, явилась незваной и бросила среди пирующих золотое яблоко с надписью: «Прекраснейшей». В спор вступили три богини - Гера, Афина и Афродита. Спор разгорался все сильнее и сильнее. Раздраженные богини обратились к собравшимся с просьбой рассудить их, но гости, все как один, отказались сделать это. Все прекрасно понимали, что яблоко достанется одной, а две другие обрушат свой гнев и месть на того, кто осмелится их обойти. Обратились к Зевсу, но тот не пожелал быть судьей. Самой прекрасной он считал Афродиту, но Гера приходилась ему женой, а Афина — дочерью. Зевс отдал суд Парису, сыну царя Трои Приама.

Парис пас стада в горах и и не подозревал, что он сын царя. Будучи младенцем, Парис был отнесен в горы и брошен там на произвол судьбы, так как незадолго до его рождения жена Приама Гекуба увидела страшный сон, предвещавший, что рожденный ею ребенок станет виновником гибели Трои. Но мальчика нашел и воспитал простой пастух.

Богини явились Парису на горе Иде обнаженными. Гера обещала ему господство над Азией, Афина - победы и военную славу, Афродита - любовь и обладание прекраснейшей в мире женщиной. Парис долго не раздумывал, он протянул золотое яблоко богине любви – Афродите.

Прислушавшись к словам Афродиты, Парис отправился в далекую Спарту, ко двору царя Минелая, чья жена, Елена, была самой красивой женщиной в мире. Минелай радушно принял Париса, но вскоре был вынужден отправиться на Крит, на похороны деда. Парис, подстрекаемый Афродитой (Венерой у римлян), уговорил Елену бежать вместе с ним в Трою. Они бежали ночью, тайком, прихватив царские сокровища.

Вернувшись, Минелай обнаружил отсутствие жены и поклялся вернуть Елену и отомстить обидчику. Брат Минелая, царь Микен Агамемнон, напомнил о клятве, которую дали все бывшие женихи прекрасной Елены - прийти на помощь Менелаю по первому его зову. На зов явились все греческие цари. Армия состояла из 100 000 воинов и 1186 кораблей. Вождем был избран Агамемнон. Греки безуспешно осаждали Трою в течении десяти лет, после чего захватили город при помощи хитрости.

Современные историки полагают, что эта война, возможно, была одним из эпизодов в целой цепи ожесточенных торговых войн между микенскими греками и троянцами, которые держали под своим контролем торговлю шерстью, зерном и другими товарами, доставлявшимися из черноморского региона через пролив Дарданеллы.